Литературный клуб

Был июнь 1877 года. Этот год оказался самым ужасным для болгар, но именно тогда блеснул первый луч надежды, что они наконец обретут независимость. Дул солёный морской ветер с востока, палило жаркое солнце. Наступил тырновский полдень. Журчала весёлая река Янтра и вилась среди рати болгарских домишек. Чудесны дома Тырнова: двухэтажные, с крепкими дубовыми подпорками, деревянными решётками на окнах. Рядом с тырновскими домами росли кипарисы, а под их кронами - вились виноградные лозы. Над городом возвышался холм Царевец, на котором стоял полуразвалившийся замок кралей погибшего Второго Болгарского царства. Рядом стояли два других холма – Святая гора и Трапезица, которые Янтра превратила в полуостров.

Тырново было оживлено. По улицам разъезжали длинноусые янычары, торговцы в телегах развозили товар в дома знатных турков, греков, албанцев и омусульманившихся славян, на дорогах сидели оборванные, лишённые крова и имущества болгарские нищие, монахи в чёрных рясах ходили по домам и продавали медные крестики, ладан и свечи за жалкие гроши, которые уходили на хлеб и воду, чтобы прокормиться самим и на подаяние нищим. Харчевни, стоящие по обочинам дорог были полны людьми самых разных национальностей. Заглянем в одну из них. Именно здесь начнётся наша повесть!

Вот за старым, подкосившемся столиком сидит македонец с пистолетами за поясом и длинными растрёпанными усами, а напротив его волох в меховой безрукавке поверх туники и чёрном клобуке на голове. Около окна пьёт вино старый турок с чубом на бритой голове, размашистыми усами и кривой саблей за поясом. Ближе к входу о чём-то толкуют за столиком грузин и армянин. За соседним столом два молодых болгара, в папахах, с кручёными усами и пистолетами в карманах меховых безрукавок, азартно играют в кости. Бородатый курд беседует с хозяином харчевни, и они весело смеются. В самом углу харчевни сидит болгарский юноша лет восемнадцати. Он пьёт кислое некачественное вино, морщится и заедает его полусладким крыжовником. Это был один из многих болгарских патриотов, которым было невыносимо признавать турецкое владычество. Несмотря на юность, он был уже закалён в бою, так как в апреле прошлого года уже поднимался против турков. Этого юношу звали Димитрием. Ещё свежа была его память о гибели поэта и революционера Христо Ботева, который возглавил апрельское восстание против турок. Он помнил, как упал на землю истекая кровью, с пулей в сердце человек, которого можно было сравнить лишь с Гордоном Байроном, Михаилом Лермонтовым и Адамом Мицкевичем. Только с их пылким сердцем можно сравнить сердце Христо. Димитрий помнил, как он с остатками гуйдуцкого отряда скрылся в лесах. После этого потекли моря крови. Тысячами гибли болгары от той резни, которую устроили турки: и мужчины, и женщины, и старики, и дети. До сих пор были часты расправы турок над болгарами. Димитрий мрачно размышлял о будущем Болгарии. Он думал, что надежда на свободу его страны погибла вместе с Христо Ботовым, и эта мысль делала его ещё несчастней. Юноша ставил знаменитого болгарского революционера в один ряд с Милошем, князем Лазарем, царевичем Марко, Георгием Скандербегом и Теодоросом Колокотронисом – людьми, отважно воевавшими с турками за свободу своего Отечества, великими полководцами, которые погибли ради свободы своих народов.

Ах, бедный Димитрий! Он и не подозревал, что снова подняли головы гордые сербы и черногорцы в надежде освободиться, что уже шагают в сторону Балкан пять тысяч русских панславистов под предводительством генерала Черняева, и что дело начатое Христо, не погибло. Но вернёмся назад, в старую харчевню, где в это время находился герой нашей повести – Димитрий. Он всё ещё задумчиво пил вино и морщился от каждого глотка. Вдруг к Димитрию подошёл человек в чёрном плаще, со скрытым под капюшоном лицом. Он сел рядом Димитрием и произнёс:

-Какая сегодня жаркая погода. Ещё два таких дня - и высохнет Дунай.

Димитрий еле удержался от радостного возгласа. Это был его соратник - гуйдук Иоанн Стрелецкий. Димитрий сердечно пожал Иоанну руку и стал расспрашивать старого товарища о его делах.

-Ну, раз уж зашёл об этом разговор, - проговорил Иоанн, - то я к тебе с делом.

-Рассказывай, в чём дело, - сказал Димитрий, поудобнее устраиваясь на старой деревянной табуретке.

И Иоанн начал:

-Целый год я блуждал по Болгарии, с ружьём за спиной и саблей за поясом. Я горел желанием отмстить туркам за смерть Христо Ботева, - карие глаза на бледном обветренном лице Иоанна злобно блеснули, - я убивал всех турков, которых встречал в своём пути. Я упивался убийствами. Ни один турок не был пощажен мною. Мне доставляло удовольствие истреблять этих собак! Моя рука была легка и турок, которого щадила моя пуля, умирал с перерезанным горлом…

При этих словах Димитрий передёрнулся.

Иоанн же спокойно продолжал свой рассказ:

-В дороге я видел много изуродованных тел болгар, и каждое тело добавляло во мне уверенность, что я делаю правильно. Что нужно нещадно бить турок. Нельзя оставить тела соотечественников не отомщёнными. Я был словно Азраил – ангел смерти в вере басурман! Более жестокого, яростного и беспощадного человека, чем я, не было на свете. Меня называли шайтаном басурманы за то, что я не умел их щадить, за моё бледное и злое лицо, за мой взгляд, полный ненависти!

Так вот, долго я бродил по неизведанным тропам и диким местам Балканских гор. Вставал с восходом, ложился с закатом и ничто меня не радовало. Я питался едой отнятой у убитых басурман, запивал её их вином. Кстати! Что за кислятину ты пьёшь! Эй! Хозяин! Подайте нам хорошего вина. Я щедро заплачу.

Тут же Иоанна и Димитрия обслужили: подали им отличного вина и миску фиников.

Иоанн продолжил свой рассказ, который становился всё ужасней и ужасней:

-И так бы прожил я всю жизнь, если б случайно не забрёл в Тырново. Я остановился переночевать у хозяина одной таверны. Он оказался славным малым и наотрез отказался от денег, которые я ему предлагал, говоря, что ни монеты не возьмёт с такого героя, как я. Мы потолковали с хозяином таверны, и я узнал, что тот был в молодости гуйдуком, таким же, как я. Я же в свою очередь рассказал хозяину о своёй печальной судьбе. Слёзы выступили на глазах у добродушного хозяина таверны. Он обнял меня и заплакал горькими слезами. И я понял, что он плачет о судьбе Христо, о моей судьбе и о судьбе всей Болгарии. Я смущённо похлопывал старика по плечу и говорил:

-Ну… Будет вам.

А затем глубже задумался над всем, что пережил, и у меня самого словно ком застрял в горле и слёзы потекли по моим щекам. Впервые за весь месяц у меня не было в душе ненависти. Она ушла, когда я увидел слёзы хозяина таверны. В душу закралась скорбь, достойная человека и православного христианина. Я дал волю рыданиям. И вот мы двое стояли обнявшись и рыдали. Мы не слышали, как хозяйский кот скрёбся за окном и мяукал, требуя впустить его, мы не заметили, что на улице начался дождь. Мне было одновременно и тяжело и легко. Когда наконец вытерли руками глаза, то я почувствовал давно забытое чувство облегчения. Мне стало стыдно за содеянное мной, за свои слёзы, хотя я и утешал себя, что это было достойное возмездие за кровь православных. Я подошёл к иконе с Иисусом Христом и в раскаянии прошептал:

-Боже, очисти мя грешнаго, яко николиже сотворих благое пред Тобою; но избави мя от лукаваго, и да будет во мне воля Твоя, да неосужденно отверзу уста моя недостойная и восхвалю имя Твое святое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

В это время хозяин наконец заметил бедное животное за окном, и мокрый тощий кот

прыгнул с подоконника мне на колени.

-Может, Бог услышал твою молитву и послал тебе знак, что она услышана в виде этого жалкого существа, - предположил хозяин таверны, а кот тем временем отряхнулся, взглянул с укоризной на хозяина и пронзительно мяукнул.

-Я очень хотел бы быть в этом уверенным, - ответил я и судорожно вдохнул воздух.

Вдруг в дверь кто-то постучал. Хозяин таверны открыл дверь и в дом вошла вся вымокшая девушка. Она сняла мокрый плащ и обняла хозяина.

Он с укором сказал ей:

-Ангелика! Я волновался! Почему ты так долго была на рынке. Сейчас опасно на улицах ночью! Башибузуки (иррегулярная конница Турции) могли похитить или зарезать тебя!

Ангелика ответила, улыбаясь:

-Отец! Я должна была навестить многих несчастных людей, как можно было вернуться, не утешив их?

-Храни тебя Бог, Ангелика, - вздохнул хозяин, - ты утешаешь многих, но огорчаешь своего отца. Однако, да воздаст тебе Всевышний за твою доброту.

Я тайно поглядывал на девушку. Ангелика была стройная, как лань, у неё были длинные распущенные чёрные волосы, кожа белее, чем мрамор Парфенона. Когда Ангелика смеялась, то слегка обнажала белые ровные зубы, а её голубые глаза ярко блестели из-под густых чёрных бровей. Девушка наклонилась к мокрому коту, и смеясь, сказала, что только она и Мурлыка (так она называла кота) знают, какой на улице дождь.

-Ангелика! – сказал хозяин таверны, - познакомься с этим молодым человеком. Это наш болгарский гуйдук, и зовут его Иоанном. Поверь, что немногие сейчас более несчастны, чем он.

Я поспешил заверить хозяина таверны, что его сочувствие было для меня лучшим утешением и теперь я менее несчастен.

-А это моя дочь Ангелика. Единственное моё утешение на старости лет, - представил хозяин девушку и покашлял.

Ангелика улыбалась мне, и свет её ясных очей заставил меня потупить взгляд.

-Дети мои, - как бы невзначай сказал хозяин, - пойдёмте ужинать.

Кот одобрительно мяукнул. Эй! Подайте нам ещё вина, - очнулся от воспоминаний Иоанн, когда в его кружку капнула последняя капля этого напитка. Димитрий только сейчас увидел тёмно-фиолетовые кровавые синяки под глазами товарища на его бледном, изнеможенном лице.

Когда принесли ещё вина и красные реки потекли из кувшина в кружки, Иоанн продолжил свой рассказ:

-Я, хозяин таверны и Ангелика сели за столик и мы начали разговаривать. К нам присоединились другие постояльцы: еврей-арендатор по имени Самуил, старый клефт из Эллады – Георгий и два болгара: Стефан – хозяин булочной и Янко – торговец мясом. Мы весело разговаривали, рассказывали разные истории из своей жизни друг другу. Во время разговоров я иногда поглядывал в сторону Ангелики, и тут же отводил взгляд, так как она смотрела только на меня. От её нежного взгляда у меня щекотало в горле. Я боялся показаться ей неловким, а руки не слушались меня и всё валилось из них. Хозяин объяснил это другим рассказом об моей судьбе, но я чувствовал, что он знает настоящую причину моей неловкости. Постояльцы с трогательным сочувствием отнеслись ко мне. Старый клефт даже сказал:

-Я тебя понимаю, так как я сам когда-то участвовал в сражениях с басурманами под предводительством Теодороса Колокотрониса! Он был таким же великим полководцем и революционером, как Христо Ботев.

А Самуил попросил меня рассказать ему о славном Христо. Я рассказал всё, что знал о этом великом человеке. Он родился в 1848 году, в городе Калофере, в семье учителя. Юность Христо Ботев провёл в России и учился в Одесской гимназии, где большое влияние оказали на него русские демократы. Гимназистом он начал писать стихи. В 1871 году Христо был арестован. Вернувшись из заключения Христо Ботев стал руководителем Болгарского революционного центрального комитета. И вот зазвучали в газетах и журналах призывы поэта подняться болгарам против басурман. В сатирах он осмеивал турецких богачей и болгарских буржуев, прислужников турков. В 1875 году Христо ездил в Россию и получил там оружие. Тем временем произошло восстание в Болгарии. Христо Ботев организовал небольшой отряд и сделал из него дисциплинированное войско, в котором был и я. Однако в горах наш отряд был разбит превосходящими силами турков. Христо геройски погиб. Постояльцы, хозяин таверны и Ангелика молча выслушали меня и мужчины сняли шапки, чтобы почтить почившего героя.

Глубокой ночью мы разошлись по спальням. Дождь утих. Я слышал, как тихо храпят постояльцы и хозяин в соседней комнате. В окно светила луна. Я подошёл к окну, открыл его и влажный ветер освежил мне лицо и грудь. Я взглянул на небо и у меня захватило дыхание: небо было тёмное-тёмное и усеяно тысячами звёзд. Я услышал, как стрекочут сверчки. Вдруг в окно запрыгнул Мурлыка. Он потёрся о меня своей влажной шерстью, затем спрыгнул на пол, лениво доплёлся до моей кровати и уснул возле неё.

И снова наступила тишина. Кипарис возле моего окна покачивался от ветра, где-то вдали слышался мерный цокот копыт, а затем и он затих. Внезапно я услышал тихую песню. Её пел девичий голос. Я стал оглядываться и увидел, что это пела Ангелика. Она гуляла по саду и напевала о Солнце и юнаке, как они решили поспорить, кто быстрее из них вокруг всю Землю объедет. Я заслушался. Сердце почему-то сладостно билось у меня в груди, часто перехватывало дыхание и хотелось плакать то ли от счастья, то ли от горя.

Вдруг девушка обернулась ко мне и своим звонким голосом спросила:

-А ты, свет мой, почему не спишь? Ты верно за день устал.

Я пробормотал невнятно что-то вроде того, что я люблю по ночам смотреть на звезды.

Сердце моё всё чаще билось, и мне не хватало воздуха.

-Мне тоже нравится ночью смотреть на это бездонное тёмное небо, усыпанное яркими звёздами, - сказала Ангелика, подняв очи к небу, а я любовался ей. Девушка мечтательно улыбалась, и глаза у неё светились.

Я спрыгнул с окна на землю и тоже поднял глаза к небу. И показалось оно мне бездонной мглой. Вскоре у меня закружилась голова и я перевёл взгляд на землю.

Затем невольно взял нежную белую руку Ангелики и задумчиво произнёс, любуясь её глазами:

-При виде тебя я испытываю странное чувство, которого никогда не испытывал. Поверь, моя душа плачет.

Так проговорил я, отвёл взгляд и залез через окно обратно в свою комнату. Мурлыка, разбуженный шумом лениво приоткрыл глаз, почесался и снова заснул. Ангелика ласково смотрела на меня. Я пожелал девушке спокойной ночи, отправился к кровати, не сводя своих глаз с её, лёг, не раздеваясь, в кровать и вскоре заснул. Хозяин! Ещё вина! - крикнул Иоанн и продолжил, - на следующий день я спустился вниз в обеденную на завтрак. Постояльцы уже собрались за общим столом. С ними сидели хозяин и Ангелика. Я невольно залюбовался девушкой. Она была свежа и прекрасна, как нежная горлинка. Её руки, которыми она прикасалась к кружке с водой, были похожи на величавых лебедей. Её тонкие губы, которые она часто кусала от её природного нетерпения, были краснее самых сочных яблок в окрестностях Плевны. На ней был одет такой же ярко-красный сарафан – сукман. На её талии был затянут шерстяной белый пояс, который подчёркивал её стройный, ровный стан.

Ангелика постоянно ходила из кухни в обеденную и из обеденной в кухню, прислуживая постояльцам. Я пожелал доброго утра всем. Меня встретили радостными улыбками и спросили о моём самочувствии. Я ответил, что всё хорошо. Ангелика с печальной улыбкой то и дело посматривала в мою сторону. Мне казалось, что она способна затмить солнце. Так были добры её взор и улыбка. Я чувствовал, что все хоть и разговаривают о разных житейских проблемах, но в то же время посматривают на нас. Я услышал, что кто-то прошептал:

-Ну чем не пара?!

Мне показалось, что это был голос хозяина таверны. Я решил остаться в таверне ещё на один день. В полдень Ангелика отправилась на рынок, а я долго смотрел ей вслед. Вдруг хозяин таверны положил мне руку на плечо и сказал:

-Мне ты полюбился юноша, как сын, и я думаю, что не смогу уже с тобой расстаться. Возьми мою дочь в жёны и будем жить спокойно и весело, не смотря на всё, что делается вокруг.

Я упал в ноги доброму хозяину таверны и стал благодарить его. Хозяин же с печальной улыбкой поднял меня с полу, отряхнул и сказал мне тихо:

-Ты напоминаешь мне моего племянника. Он был таким же славным малым и воевал в войске Христо Ботева. Однако он погиб. Ты будешь напоминать мне об моём Александре.

Я вошёл в свою комнату (теперь она была действительно моя) и прочёл молитву благодарности. Вдруг в дом влетел булочник Стефан и закричал:

-Сосед! Твою дочь взяли башибузуки.

У меня голова закружилась, и я с грохотом опустился на табуретку. Хозяин таверны, убиравший в это время стол, выронил тарелку из рук. Я выглянул из окна и увидел, как Ангелику уводят турки. Первая моя мысль была – кинуться в бой и постараться спасти её, но, признаюсь, я струсил, не хватило духу. Мимолётное счастье плохо повлияло на моё слабое сердце. Да ещё разум подсказал мне, что глупо будет опрометчиво кинуться спасать девушку. И вот я здесь. Я снова зажёгся желанием мстить, но не так бесполезно, как раньше. Я собираюсь поднять всю Болгарию против этих турков-угнетателей, - вскричал Иоанн, - я спасу Ангелику из рук башибузуков! Они заперли её в одном из Тырновских замков. Ты мне поможешь? – затем тихо спросил остывший Иоанн Димитрия.

-Что толку? – печально вздохнул Димитрий, - погибла надежда. Заклевали вороны белую горлинку. Закрыли чёрные тучи красное солнце, сгубили басурманы-душегубцы души юнацкие. Нет надежды и потому плачет душа моя.

-Надежда есть! - с жаром воскликнул Иоанн, забыв про осторожность, - я набрал уже гуйдуцкое войско. Много людей собирается в лесах. Болгары снова подымаются, они встают и ты вставай! Всё будет, как при Христо…

Дальше он поведал Димитрию, то что я поведаю вам в следующей главе, но только более содержательно. Ведь от тех дел, про которые вам расскажу такой простой гуйдук, как Иоанн Стрелецкий был далёк.

>>следующая>>

Наша кнопка: